|
|
|
|
|
Belcanto, 14.04.2014 |
Юрий Алябов |
|
Schubert: Winterreise, Moskau, State Conservatory Grand Hall, 12. April 2014
|
|
Зимний путь к русским сердцам
|
|
Начну с конца. Такое я видел в первый раз, хотя слышал и читал, что
несколько десятилетий назад это было привычной картиной.
Огромная толпа поклонников и поклонниц у служебного входа в Большой зал
консерватории.
Причем без всякой истерики, очень
доброжелательно и возвышенно настроенная, даже где-то просветленная...
Кумир, звезда и герой, утонченный красавчик, по мнению многих — лучший
драматический тенор мира на сегодняшний день, запросто раздающий автографы
без пафоса и фанаберии.
Что-то похожее было после концерта Лары
Фабиан в театре оперетты или концерта Натали Дессей в Питере. Но вот с чем я
точно столкнулся в первый раз — это бурные и дружные аплодисменты и крики
«Браво!», когда триумфатор, бережно охраняемый организаторами, садился, как
и положено артисту его уровня, в огромный белый БМВ с надписью VIP SHUTTLE.
А перед этим была двадцатиминутная овация зала, море цветов,
восторгов и восхищенных глаз.
А этому, в свою очередь,
предшествовали почти полтора часа благоговейной тишины, сопровождавшей
утонченное наслаждение тем изысканным музыкальным продуктом, который прямо
на наших глазах творили сыны Германии. И спасибо организаторам, которые
предусмотрительно, зная, мягко говоря, специфическую подготовку
«новорусской» публики к восприятию музыкальных произведений крупной формы,
по громкой связи перед концертом попросили не аплодировать между частями
цикла. Они же мудро составили программку не только с указанием названий
номеров, но и с кратким содержанием каждого из них. А главное, спасибо
«Арт-брэнду» не только за сам фестиваль «Опера Априори», но и за его самую
лакомую часть — камерный концерт Йонаса Кауфмана.
Знаменитый немецкий
тенор не в первый раз в Москве. Но одно дело — выступление с оперными ариями
в практически «попсовом» зале Барвиха Luxury Village, и совсем другое — в
Большом зале консерватории с камерным циклом Шуберта «Зимний путь».
Это уже не попса, не коммерция — это пахнет искусством.
Конечно, Кауфману, с его «бронебойным» голосом, больше «заточенным» под
большие залы, большие оркестры и большие постановки, было не просто
перестраиваться и постоянно сдерживать рвущиеся наружу темперамент и мощь.
Но певец прекрасно понимает, что нужно делать, как петь, как доносить до
слушателя ту магическую вязь слов и музыки, которую оставили им в наследство
Франц Шуберт и Вильгельм Мюллер. Не последнюю роль в этом играет его
многолетний партнер и единомышленник, пианист Хельмут Дойч.
Оба они — образцовые носители того явления, которое называется культура —
как музыкальная, так и общая.
Явление, о котором в последнее
время вспоминают все реже, особенно отечественные исполнители. И без
которого в камерной музыке вообще, и немецкой, в частности, делать нечего
(несмотря на австрийское происхождение, Шуберта, особенно в его вокальной
ипостаси, считают скорее немцем, чем австрийцем).
Поэтому было очень
любопытно наблюдать, как взаимодействуют на сцене участники концерта, как
взаимно дополняют и подстраиваются под акустику зала. Учитывая их
квалификацию и огромный опыт, происходит это очень быстро. Так, если на
протяжении первых двух номеров («Доброй ночи» и «Флюгер»), фортепиано
звучало несколько суховато и «оторвано» от голоса (видимо, сказывались
особенности акустики полного зала), то уже «Застывшие слезы» были образцом
ансамблевой слаженности, которая сохранялась до самого конца цикла.
Умело используя педаль и более плотное легато, Дойчу удалось достичь
оптимального для данного пространства гармонического заполнения,
на которое осталось только «нанизывать» вокальную партию. Ну, а
динамические оттенки, нюансировка, тембровые краски — это, как говорится,
дело техники и сыгранности. А уж этих-то качеств обоим участникам концерта —
не занимать.
Весьма показательным в этом отношении оказался девятый
номер цикла — «Блуждающий огонь» — очень непростой для вокалистов в
техническом отношении. Большой диапазон внутри одной фразы (квартдецима), да
еще с соответствующей динамикой — это задачка не из простых.
Но Кауфман справился блестяще, его «соль» первой октавы на пиано в коде —
демонстрация высшего вокального пилотажа.
Да и вообще,
основной нюанс этого цикла для вокалиста — меццо-пиано и пиано. И, как уже
было сказано выше, солист самоотверженно держал этот уровень планки,
безжалостно наступая на горло самолюбованию высокими громкими нотами, чем
так славятся тенора.
И только изредка и там, где это указано автором,
Йонас позволял себе отпустить удила, и тогда являлся всем знакомый и любимый
Кауфман — с яркими, мощными нотами di forza. А потом зал снова окунался в
атмосферу сентиментальной меланхолии, которая так характерна для этого
вокального цикла (известно, что Шуберт писал его в состоянии глубокой
депрессии, незадолго до смерти).
В целом концерт оставил
странное впечатление.
Налицо высочайший уровень
исполнителей, высокая культура подачи материала, искренность и определенная
свобода его трактовки. Да и у зрителей чувствовалась отдача — давненько
московский слушатель не сталкивался с камерной вокальной музыкой такого
класса. А ведь, судя по тому, что происходит в Европе, Америке, и, тем
более, в России, таких концертов будет все меньше — продюсеры считают
камерный жанр некоммерческим.
Вот от этого и становилось грустно.
Грустно оттого, что все меньше остается тех, кто способен продолжить великие
традиции Фишера-Дискау и Вундерлиха, Кэтлин Феррьер и Арлин Оже. А ведь
людям это нужно, и концерт Кауфмана-Дойча это подтверждает.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|