Скрипичный ключ, № 3 2013
Киселёва Евгения
Verdi: Il trovatore, Bayerische Staatsoper, Juni/Juli 2013
 
Те, которые возвращаются

Seite 1
Text, weitere Seiten:

Четверо статистов изображают внесценических персонажей из далекого прошлого, повинных в происходящем. Первая, кого видит зритель под звуки увертюры, - уродливая обнаженная старуха, цыганка, много лет назад сожженная за колдовство. Большую часть спектакля она присутствует на сцене, проверяя, как дочь осуществляет завещанную ею месть. С нею связана традиционная оппозиция леса как пространства сокровенных переживаний (ее мир - роща из металлических деревьев, они же возникают на заднике в
сцене пострижения Леоноры) - социально адаптированным зонам, что отражено в сценографии. Также появляются: окровавленный новорожденный, скорбящий граф на кладбище, Азучена, похищающая младенца, обуглившийся юноша - тот самый мальчик, которого Азучена бросила в костер (именно он подает чашу с ядом Леоноре), женщина с ребенком (мать братьев, но, возможно, и молодая Азучена со своим сыном). Пластическая композиция (двое юношей с обнаженными торсами в масках волка и быка бьются на мечах) воспроизводит победу Манрико ха турнире, благодаря которой он познакомился с Леонорой.

Обрывки воспоминаний, фантазий и фобий имеют эффект дежавю. Режиссер в точности воспроизводит мизансцены ретроспекций, в итоге приспешники ди Луны в третьем акте привязывают Азучену к дереву так же, как это делали со старой цыганкой, а Манрико, рассказывая Азучене о дуэли, сражается с «быком» из видения Леоноры.
Война, являющаяся сюжетным фоном либретто, превращена режиссером в метафору устройства мира. Вращающаяся коробка-трансформер от постоянного сценографа Пи Пьера-Андре Вайца (создателя не только сумрачного черно-белого оформления, но и графичных костюмов), снабжена множеством колес, шестеренок и жерновов, они же повторяются на суперзанавесе. Герои - лишь винтики жестокой машины, и ценности в них не больше, чем в манекене и марионетке, с которыми забавляются люди из свиты ди Луны. Белые воротнички, они легко меняют костюмы на армейскую униформу и не церемонятся с врагами - сцена Леоноры, например, начинается с того, что труп сбрасывают прямо на авансцену.

Есть еще слуги - Феррандо (Квангчул Юн, с первых тактов поднявший вокальную планку на невероятную высоту) и Руис (Франческо Петроцци), которые, наравне с призраками, постоянно наблюдают за происходящим, устроившись в одном из отсеков массивной декорации. Они занимают самую мудрую позицию: ни во что не вмешиваясь, спокойно ждут, когда их хозяева уничтожат друг друга. Вероятно, лишь по случайному совпадению исполнители этих ролей - выходцы из Кореи и Латинской Америки.

Из четырех главных героев режиссера менее всего увлек ди Луна. Для остальных проработаны убедительные, четкие мотивы поведения, и практически все номера партитуры оправданы не только музыкально, но и сценически. Например...

Почему из двух братьев Леонора выбрала Манрико? Ответ дает кастинг Баварской оперы: ни в одном другом голосе нет такой чарующей чувственности, соединенной с томительно-нежной печалью. Девушка слепа, ориентироваться она может только на слух (гениальное объяснение путаницы в первом акте, когда Леонора, выходя на романс Манрико, оказывается в объятиях ди Луны). Однако в этом кроется опасность: героиня не знает, кем в действительности является ее возлюбленный, которого она представляет прекрасным рыцарем. В первом акте, во время арии Тасеа 1а notte - рассказа о знакомстве с Манрико, - ее ласкает полуобнаженный юноша в маске волка: навязчивый образ мужской агрессии в спектаклях Пи.

У постоянно напивающейся Азучены и Манрико -любовная связь. Так она отомстила не только за мать, но и за то, что Манрико остался в живых вместо ее сына. Верящий в их родственные узы герой внутренне разрушен. Азучена терроризирует его, превращая в беспрекословное орудие мести, а бесконечно повторяющаяся история казни цыганки превращается в его кошмарное сновидение. Выход из этого порочного круга - любовь к трогательной Леоноре. Но необходимость выбора между «матерью» и возлюбленной становится последней каплей, приводящей героя к протесту против Бога - вердиевский disperato, поющий кабалетту (Di quella pira) на фоне горящего креста - один из самых сильных образов спектакля. Однако этим Оливье Пи не ограничивается. Дуэт Леоноры и ди Луны, сделка ради спасения Манрико, проходит под сенью того самого креста, только теперь он не пылает, а умиротворенно возвышается над героями, говоря о восстановлении попранной гармонии. Когда же в финале в глубине сцены появляется женщина, кормящая грудью младенца (явная библейская аллюзия), смерть Манрико и Леоноры приобретает характер мистического катарсиса.

Как и большинство режиссеров, Пи не отступает от единожды найденной, безотказно работающей формы. Моментами легко узнаваемые приемы кажутся избыточными, но в целом «Трубадур» - умная, тонкая постановка. Однако не слишком ли это рациональная режиссура для жгучей южной мелодрамы? Самопожертвование женщины в опере, конечно, есть, но в интерпретации Пи полнокровный Верди превращается в эстетскую немецкую драму.

Музыкальному уровню постановки мог бы позавидовать без исключения любой оперный театр, несмотря на сникший и невнятный оркестр под управлением Паоло Кариньяни, не послуживший ни композитору, ни постановщику. Великолепие заключено в хоре и солистах, двое из которых - наши соотечественники. Елена Манистина - фактурная Азучена с объемным голосом и так идущим к партии волевым, зловещим тембром. Режиссерская концепция обессмысливает претензию зарубежных критиков к тому, что ее Азучена больше похожа на сестру Манрико, чем на его мать. В пении Алексея Маркова чувствовались напряжение и форсировка: хорошо подав арию ди Луны, к дуэту с Леонорой в IV акте он пришел почти без голоса. Увы, лучший баритон Мариинского театра, оказавшись на чужой территории, потерял часть своего лоска.

Аня Хартерос прекрасна в партии главной героини. Ее голос очень определенный, без намека на вибрато; на предельных нотах диапазона он превращается в луч света. Сцена Леоноры стала заслуженной кульминацией спектакля: от бесстрашного, полнозвучного верхнего регистра в D'amor sull'ali и от абсолютно гладкого перехода из середины в однородный по тембру нижний регистр в Miserere просто захватывает дух.

Манрико — очередная вершина, покоренная Йонасом Кауфманном на пути к «Отелло». Персонаж осмыслен актерски и соотнесен со спектаклем, поэтому в первом акте Манрико, по воле режиссера раненый ди Луной, поет трио приглушенным, гаснущим звуком. Только Леонора могла представить, что за этим стоят бравада и бесстрашие ее жениха! Для певца значение имеют даже те речитативные фразы, которые проходят незамеченными у других исполнителей. Трубадур — поэт, лучшим его портретом является исполненная на затаенном piano ария Ah si, ben mio - смиренная мольба о любви, которой не суждено быть услышанной. Впрочем, перепады настроений и пылкие мелодии, требующие абсолютного контроля над голосом и настоящего звучания spinto, даются Кауфманну с не меньшим блеском. Не говоря уже о том, что этот Манрико произвел 6ы неизгладимое впечатление даже на зрячую героиню...

Апофеозом фестивального спектакля стало присуждение Кауфманну титула Kammersänger, состоявшееся во время финальных аплодисментов. Публика с восторгом чествовала своего любимца, в знак благодарности вставшего перед нею на колени, а также негласную королеву вечера - супругу тенора Маргарет. Триумфальное завершение одного из главных событий юбилейного вердиевского сезона ознаменовало полную победу вокала над режиссурой.

 






 
 
  www.jkaufmann.info back top